Ксения Люциановна Печора — кандидат педагогических наук, доцент кафедры педагогики и методики дошкольного образования, профессор кафедры поликлинической педиатрии Российской медицинской академии последипломного образования, автор книг по развитию детей раннего возраста.

Ксения Люциановна — самый опытный специалист по работе с детьми раннего возраста в России. В 2019-м году ей исполнилось 93 года. И она продолжает активно работать и делиться своим опытом с педагогами.

Записи вебинаров К. Л. Печоры:

• Организация игровой и самостоятельной деятельности в группах раннего возраста 2-3 года жизни

• Развитие и воспитание детей раннего возраста

• Организация игровой и самостоятельной деятельности в группах раннего возраста 2-3 года жизни

• Развитие психических функций у детей раннего возраста (внимание, память). Развитие речи детей

• Отклонения в поведении детей раннего возраста и методы коррекции

Интервью К. Л. Печоры журналу «Управление ДОУ» №5/2018

Ксения Люциановна, спасибо, что согласились дать интервью читателям нашего журнала. На Ваших книгах выросли многие специалисты дошкольного образования.

Расскажите, пожалуйста, о себе. Кто Ваши родители, где учились?

Я родилась в Москве в семье служащих. Папа — художник. Большую часть времени до и после войны работал преподавателем торфяного института (Институт торфа — примеч. ред.) на кафедре графики. Получил орден Трудового Красного Знамени. Папа — выходец из семьи литовского мастера железнодорожных мастерских. Вместе с братом приехал на заработки в Россию. А мама из известного дворянского рода Львовых. Она в совершенстве знала французский и вообще управляла нашей семьей. Нас у родителей было четверо. Старший брат Виктор 1922 года рождения был нашим защитником: рано ушел из школы, начал работать, занимался боксом и в аэроклубе. В июне 1941 г. уехал в Армавир поступать в летную школу. Больше мы его никогда не видели. Он ушел на войну добровольцем. Попал на Северный фронт в морскую пехоту, в 1943 г. погиб в г. Полярном.

Младшие сестры: Галя — преподаватель русского языка и литературы в школе, Марина была психологом, закончила МГУ. Я росла «уличным» ребенком, играла с подругами в казаки-разбойники, лапту; мы были очень активными. В 5 классе сами сели на троллейбус и поехали с Дорогомиловки в переулок Стопани в Дом пионеров. (Брат сам сочинял пьесы, а я в них всегда играла роли мальчишек. Была, например, у нас пьеса «Тот, кто предан Советской Родине».) Хотели записаться в драмкружок, а нам сказали, что есть только литературный. В этот кружок на встречу с нами, пионерами, приезжал Лев Кассиль. Я начала сочинять. Это был год, когда в Советский Союз приехали испанские дети, и меня вместе с другими детьми повезли в загородный дом, где они жили.

Пахнет весной, лесом,

Сосны стоят кругом.

Мы едем к испанским детям,

Мы едем в испанский дом.

Так у меня появились стихи об испанском мальчике Рамиро. Потом я написала стихи о наших летчицах Гризодубовой, Расковой и Осипенко.

Где-то в тайге и тумане

звездочка в небе плывет —

Это летит трехмоторный

«Родина» самолет.

Там сидят три героя.

И кто бы подумать мог:

Эти герои — девушки, лучшие

в нашей стране.

Такой отважной летчицей

быть бы хотелось и мне.

Самолет в тайге и болоте стоит

печален и тих,

Но они спокойны и знают,

что страна не забыла про них.

Едут искать их пилоты

по этому же пути,

Велел наш товарищ Сталин

их непременно найти.

Нашли вас, отважные летчицы,

в глухой в тайге за рекой.

Валя, Полина, Марина, мы

ждем вас в Москву домой.

Вот такие стихи. На следующий год мы пришли в Дом пионеров, а нам говорят, что есть только кружок народных танцев. Записались в этот кружок. Руководила нами балерина Кировского театра Валентина Сергеевна Дуленко. Нас с подружкой поставили в четвертую линию. Потом перевели во второй ряд, а затем в первый. Мы выступали в Колонном зале Дома Союзов. Каждой девочке сшили костюм. Детям тогда уделяли много внимания.

Это было до войны?

Да, это было до войны.

А во время войны Вы эвакуировались или оставались в Москве?

Когда началась война, мне было 15 лет, сестрам — 7 и 3. Сначала оставались в Москве. Очень рано начались воздушные тревоги. Мы убегали в бомбоубежище. Но скоро детей Киевского района собрали (и нас трех сестер вместе с мамой) посадили в эшелон и отвезли в Рязанскую область работать в совхозе. Отцу дали назначение преподавать рисование в школе в Алтайском крае. Нам не удалось с ним уехать. Нас эвакуировали на Урал. В дороге мама заболела воспалением легких. Нас хотели высадить из поезда, но мама сказала, что она немедленно пошлет телеграмму министру путей сообщения Кагановичу. Так доехали до станции Чад. На ней железнодорожники отцепили наш вагон. Мы вышли на улицу, ночь, я пошла искать, кто нас пустит переночевать. Открыла одна бабушка.

Утром мама нашла старую Витину шапку и послала меня на рынок ее продать и купить замороженного молока и мне шаль, чтобы ходить в школу. Я все купила. Потом сама нашла школу и записалась в нее. Довольная вернулась домой. Мама дала мне отправить на почте четыре открытки, две из них папе и Вите на фронт. В них написано: «Я умираю. Спасите детей». Я не понимала, что мы в таком трудном положении. Я до сих пор не знаю, на что мы жили. Мы нашли какую-то столовую, где готовили рассольник: суп из соленых огурцов и воды. Мне девушки-повара наливали его. Однажды, идя из столовой, я увидела прихрамывающего отца. (Из-за хромоты он не был военнообязанным.) Он нас нашел. Мама выздоровела, и мы всей семьей уехали на Алтай в село Быстрый Исток. Родители работали. Я училась в очень хорошей школе. Мы развели свой огород.

Весной школьников отправили в колхоз. Идти надо было полдня в сторону Алтайских гор. Школьники выполняли колхозную работу. Нас кормили затирухой и зеленым хлебом с травой. Затируха — это вода с мукой.

Потом отца назначили директором детского дома в 70 километрах от нашего села, он уехал. Мы снова остались с мамой. Летом я сама пошла в колхоз, научилась всей колхозной работе: у комбайна стояла, отгребала мякину, на лошади возила сено. Я лучше про это время расскажу своими стихами.

Воспоминания о войне

Все было как будто вчера...

Неужели прошло пятьдесят?

Я из балета в учебный отряд

Попала сразу в колхоз

на поля.

И вот состав на станции Чад

Мы в отцепленном вагоне

одни.

Холод, Урал, гудки в тишине,

Мама больная лежит

вся в огне,

Сестры испуганно смотрят

вокруг,

Я старшая, нужно решать

все самой:

Кров отыскать, накормить

детей,

Найти здесь добрых, хороших

друзей.

И снова дороги,

Алтайский край,

Работа в колхозе, учеба

в школе,

Грустная песнь у печурки

порой,

Тоска по Москве и просьба

сестренок:

«Мам, расскажи как приедем

домой».

И вот оно страшное: мама

в школе

Протягивает этот серый

конверт...

Холодно, длинною дорогой

Идем домой словно

тысячу лет.

Нет, неправда, не может быть,

Витька наш никогда не умрет,

Ведь он такой молодой

и веселый,

Я заклинаю, и пусть он живет!

И вот я снова должна быть

сильной,

Маму глажу рукой тихонько.

У мамы цинга, у меня нарывы,

Голод, он не щадит нисколько.

И вот мы едем в Москву

по лимитке,

Сурова Москва, но надо

выжить.

Иду на завод, восемьсот грамм хлеба. (Уточняет во время чтения: «Я пошла работать на завод токарем».)

Ночью мы спим на полу в «термитке». (Уточняет: «Там теплый пол был».)

А утром в метро, бидон со щами,

В руках селедка и хлеб в сетке.

Дети ждут, они будут сыты.

Что сегодня объявит сводка? (Уточняет: «Еще отец не приехал, поэтому вот так. Потом приехал отец».)

Я снова учусь, триста граммов

хлеба,

Часть продаем и идем

во МХАТ,

Сидим на ступеньках, какое

счастье!

Тарасову видим, любимые

лица,

А скоро в оперу на «Травиату». (Уточняет: «Входные билеты продавали на ступеньки».)

Слезы в глазах, это музыка

Верди,

На сцене прощальный мотив

«Травиаты».

Я плачу, а Света уходит

в ночное,

Мы взрослые дети,

дети-солдаты.

Нет, живы мы, дух наш

не сломлен!

В каком-то едином порыве

живем —

Вместе страдаем, любим

вместе,

Руку помощи подаем,

А самое ценное и дорогое

Познали в эти суровые годы:

Чувство дружбы, заботы,

надежды,

Преодолевали вместе

невзгоды,

Гордились друг другом,

помнили вечно

Погибших братьев, отцов,

любимых,

Дружбу свою сквозь огонь

пронесли мы

И все, что зовут у нас

«человечным».

И вот салют на площади

Красной —

Слилось все в едином звуке

«Победа»!

Какое счастье, какое горе,

Ужасны потери, но жизнь

прекрасна —

Ее подарили нам наши герои!

(1995 г.)

В 1943 г. мы вернулись

в Москву.

Вы помните День Победы?

Конечно, помню. Мы его ждали. Жили со страной, помогали друг другу. Я знала, что должна помогать младшим сестрам. Мама всегда говорила: «Не съедайте сразу ваши 300 грамм хлеба». Потом я пошла работать на завод, чтобы помогать семье. Мне там говорили, что без сделанных тобой гаечек танк не поедет. Экстерном закончила 10-й класс. Родители захотели, чтобы я пошла учиться в торфяной институт. Это было не мое, но удавалась высшая математика. После второго курса я собралась уходить в артистки. Меня мама отговаривала (она была секретарем ректора), ректор... Но я все равно ушла. Стала поступать в детский театр, но не прошла конкурс. Потом говорили, что взяли только детей артистов. Я знала, что мое призвание литература, поэтому стала поступать в другой институт. Но и здесь не повезло. И вот едем в трамвае, а со мной рядом какая-­то девочка. Спрашивает: «Что, забрала документы?» Я отвечаю: «Да». Она говорит: «И я тоже». И предложила поступать в государственный пединститут имени Владимира Ильича Ленина. Это была судьба. На «литературный» факультет уже набор закончился. И вдруг я вижу: факультет, на котором изучается история искусств, история музыки, литература! Я думаю: «Это же все мое!» Это оказался дошкольный факультет.

Я поступила в 1946 г., начала учиться. Это было такое счастье! Не могу вам передать! Мне очень нравилось учиться. Училась на отлично и получала стипендию.

Кто у Вас преподавал, помните?

Ну конечно! Дебора Владимировна Менджерицкая, Фаина Соломоновна Левин-Щирина, Вера Александровна Ротенберг.

По окончании института всем хотелось уехать работать как можно дальше, например, во Владивосток. Меня распределили в педагогическое училище города Касимова Рязанской области читать детскую литературу. Жила там на съемной квартире. Я одновременно занималась спортом, у меня был второй разряд по художественной гимнастике, поэтому мне дополнительно дали еще тренерскую работу.

В 1952 г. я вернулась в Москву и мне предложили поработать районным педагогом Тимирязевского района по яслям и домам ребенка. Когда я первый раз пришла в ясли, удивилась: одни едят, другие сидят на горшке, третьи руки моют. Непонятно что происходит. В детском саду было все иначе, «по линеечке». А воспитатель мне объяснила, что дети маленькие ждать не могут, у нас «постепенность», мы работаем по Аксариной. А я ответила, что не знаю никакой Аксариной! Самонадеянная была.

После этого случая я пошла в методкабинет по яслям. Там работала интеллигентнейшая женщина-врач Добрейцер (имя я забыла). Я представилась. Оказалось, что она знала, что я — новый районный педагог. Я высказала свое удивление тем, что есть какая-то Аксарина, по которой работают. В ответ услышала, что это основатель ясельного дела в нашей стране. Я попросила дать мне какие-то методички Аксариной. Мне дали книгу. Я начала изучать и поняла, что ничего про ясли не знаю.

Получается, что в то время на дошкольном факультете не преподавали ранний возраст?

Отрывочные сведения в некоторых методиках. Ведь я поехала преподавать детскую литературу в педучилище, а в институте нам рассказывали только про литературу для школьников.

Возвращаюсь к предыдущему вопросу. Я пришла в эти ясли и сказала, что я ничего не знаю и буду у вас учиться, смотреть, как разработки Аксариной претворяются в жизнь. Я с удовольствием участвовала в жизни группы. Стала чаще выводить детей на прогулку, заниматься закаливанием. В методкабинете узнали о моей активности и вызвали с планом работы. В тот момент присутствовала Надежда Федоровна Ладыгина, помощница Нины Михайловны Аксариной. Она пригласила меня на лекцию для районных педагогов, которую читала Нина Михайловна.

То, что я услышала на лекции, было настолько глубоко и научно, что я застыла от удивления. Аксарина предупредила, что в следующий раз будет нас спрашивать. Мне досталась тема «Торможение, динамический стереотип». Я хорошо отвечала и Н.М. Аксарина пригласила меня на свои курсы. На них читала «Музыкальное воспитание» Тотеш Симовна Бабаджан, а Нина Михайловна Аксарина — «Высшую нервную деятельность». Я буквально растворилась в этих курсах.

После курсов Нина Михайловна предложила мне поступать в аспирантуру. По оценкам я прошла, но меня не зачислили, так как вместе со мной поступала участница войны. Министерство меня не утвердило, но предложили место в ординатуре. Я посоветовалась с Ниной Михайловной и согласилась. Нас было три ординатора: я, Галя Пантюхина (Г.В. Пантюхина — примеч. ред.) и еще одна девушка — Луиза Фернандес, советская испанка.

Вы видели Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве в 1957 г.?

Я занималась художественной гимнастикой и меня пригласили участвовать. Мы много тренировались в Лефортовских казармах, на плацу, в любую погоду, в Лужниках. Так я и стала участницей фестиваля.

Что было по окончании ординатуры?

Я позвонила Нине Михайловне узнать, будет ли распределение после ординатуры. Она строго ответила: «Вы оставлены на кафедре». Мы с Галей остались в Институте усовершенствования врачей в отделе физиологии развития и воспитания детей раннего возраста, который создал Георгий Нестерович Сперанский. Его имя сейчас носит детская больница в Москве. Отдел быстро стал кафедрой.

Я начала интересоваться у Нины Михайловны, какую мне взять тему. Она ответила: «Никаких тем, ваше место в группе детей от 1 года до 3 лет». Я сначала расстроилась, а потом поняла, что все к лучшему. Я получила от этой работы очень много. У Нины Михайловны были ориентировочные показатели развития для детей этого возраста. Я их проверяла, хотя методов еще никаких не существовало. У меня было два режима: от 1 года до 1 года и 6 месяцев и от 1 года 6 месяцев до 2 лет. Группа была хорошо оборудована для детей именно этого возраста. Работали два воспитателя: Люба и Лиля. Дети спали на веранде. Все бы хорошо, но дети много болели, тогда я обратилась за консультацией к Сперанскому. Он мудрый и очень добрый человек. Спросила, можно ли детей закаливать, только ножки обливать, и будет ли от этого эффект. Он ответил: «Ну что ж, только нужно хорошо вытирать, эффект должен быть».

Я собрала родителей группы и попросила сшить детям бурочки на ножки. Обычно на веранду детей выносили воспитатели на руках, как грузчики, а они — молоденькие девочки. Дети стали выходить на веранду в бурочках, потом их укладывали спать в спальные мешки. Они перестали болеть.

Затем мне дали группу первого года жизни: с 3 месяцев до года. Детский сад находился рядом с заводом «Пролетарский труд» и детей такого возраста было много. В группе было три манежа: с 3 до 4 месяцев, с 4 до 9 месяцев и с 9 месяцев до 1 года. Мы с воспитателем придумали, как кормить сразу двоих детей. Тотеш Симовна Бабаджан приходила заниматься с малышами музыкой. Я умилялась, как она с девятимесячными детишками играла с куклой. Детки под колыбельную качали куклу, а под плясовую кукла «танцевала» у них в руках.

Вам приходилось исполнять какие-то роли на детских праздниках?

Я работала в Доме ребенка. Тянулась к занятиям Тотеш Симовны Бабаджан, потому что люблю петь и танцевать. Тотеш Симовна была очень красивой женщиной. Помню, она приходила в группу к детям второго года жизни с металлофоном, потому что дети пугались баяна, он очень громко играет. Она старалась устраивать детям, находящимся в Доме ребенка, интересные праздники. На праздник им шили красивые платья. Однажды мне поручили роль Снегурочки на новогоднем утреннике. Тотеш Симовна пригласила меня к себе домой, чтобы вместе с супругом, композитором М.Р. Раухвергером, поработать со мной над ролью. Они придумали сценку, в которой Снегурочка в домике играла на металлофоне и пела очень красивую песню (поет). Для них было очень важно, чтобы для маленьких детей все делалось качественно.

Как Вы выбрали тему диссертации?

Работая на кафедре института и в Доме ребенка, я стала потихоньку придумывать себе тему. Заинтересовалась мышлением: «Формирование функции обобщения у детей 2—3-го года жизни». Нина Михайловна скоро узнала, что я провожу эксперименты с детьми и пришла посмотреть. И как назло, дети не показывали того, что делали при мне. Нина Михайловна сказала, что ничего не поняла и велела написать все, что я делала с детьми. Мой первый опыт написания не удался. Нина Михайловна пригласила меня к себе домой, чтобы я рассказала о своей работе. «Вот так и напишите», — сказала она. Я засела в библиотеке. Параллельно еще успевала заниматься общественной деятельностью, работала профоргом. Нина Михайловна мне помогала исправлять и редактировать текст. И когда я в очередной раз пришла с новыми идеями, она остановила меня и сказала, что диссертация готова. Но поскольку я работала в медицинском институте, в нем не было возможности защищать диссертацию по педагогической теме. И я пошла защищаться в педагогический институт имени В.И. Ленина. Мои оппоненты — А.А. Люблинская, Е.И. Радина. Рецензент — Г.М. Лямина. Защита проходила в Ленинской аудитории. В ней стояла большая трибуна, за которой не было видно ни меня, ни Радину, ни Люблинскую, потому что мы маленького роста. Крепить наглядный материал было негде, и моя подруга Галя Пантюхина держала в руках демонстрационные плакаты и показывала присутствующим. Было страшно, но все проголосовали «за». Отмечали защиту в яслях, с воспитателями, заведующей, с теми, с кем я работала.

Расскажите о кафедре, на которой Вы работали.

Наша кафедра — единственная в стране, занимавшаяся детьми раннего возраста. Мы объездили все республики. Не были только в Азербайджане. Сотрудничали со странами СЭВ. В 1971 г. Нина Михайловна меня рекомендовала для участия в Совещании экспертов социалистических стран по планированию научных исследований, проходившем в Болгарии. На совещании нас посадили в центре зала. В перерыве подошла ко мне Ева Шмидт-Кольмер и сказала: «Фрау Печора, вы должны выступить». Она возглавляла Институт гигиены детей и подростков в Берлине, приезжала в Советский Союз, и Н.М. Аксарина приводила ее в мои ясли, показывала, что мы делаем. Я выступила на Совещании, рассказала о наших научных исследованиях.

Е. Шмидт-Кольмер предложила провести сравнительный анализ развития детей в трех странах, в городах Москве, Братиславе и Лейпциге по немецким и советским показателям.

К тому времени я уже фактически привела в систему разработанные мною показатели развития и их соотношение с группами развития. Были созданы методы оценки, способы, сферы, периоды, методы диагностики (в яслях, домах ребенка). Ведь в то время в западных странах оценивали только IQ.

Я одна поехала в Германию (ГДР — примеч. ред.) представлять наши показатели. Много дискутировали с западными коллегами, имелись разногласия. Считалось, что я хорошо знаю детей, а доктор К. Цвинер — статистику. У нас были настоящие научные схватки. Однажды мы работали по одному из показателей, разработанному еще Ниной Михайловной: «В 1 год 6 месяцев ребенок пользуется словом в момент сильной заинтересованности». В другом случае он говорить не будет. К. Цвиннер говорил, что здесь два показателя: эмоции и говор. Я отвечала, что так и должно быть. Цвиннер: «Если эмоции есть, а говора нет?» Я: «Так может быть». Цвиннер: «Говор есть, а эмоций нет?» Я: «Так не бывает. А как звучит ваш показатель?» Я не помню, чтобы они вообще нам предъявляли свои показатели. Он говорит: «Ребенок должен облегченно называть предметы на картинке, а в понимаемой речи находить эти картинки». Я: «Ребенок никому ничего не должен. Я хочу посмотреть вашу методику». А про себя думаю: «Иду на риск». И мы пошли смотреть их методику.

Напротив ребенка села фрау, вообще не выражающая никаких эмоций. Она задает ему вопрос беспристрастным тоном. Ребенок молчит. Она повторяет вопрос. Ребенок молчит. Я говорю: «Доктор Цвиннер, я сейчас сяду и проведу по нашей методике». И провела так, как это делаем мы, эмоционально. (Ксения Люциановна показывает, как работала с немецким ребенком — примеч. ред.). Ребенок сразу откликнулся, узнал собачку и показал, как она лает, т.е. выполнил задание. (Ребенок говорил на немецком языке, а Ксения Люциановна — на русском — примеч. ред.)

Получились ли какие-то значимые результаты?

Конечно. Вот книга. (Ксения Люциановна с гордостью показывает книгу «Внешняя среда и психическое развитие», изданную на двух языках в 1984 г.) Я очень горжусь, что по немецким и нашим показателям уровень российских дети чуть выше, чем в других странах. Это для меня отрада. Примечательно, что в немецком издании очень подробно написано, в каких главах я принимала участие. Я участвовала во всех главах. В книге, вышедшей на русском, авторство указано более обобщенно.

После этой поездки я ввела показатель «социальное развитие». Он трудно диагностируется, но необходим. У нас очень важны показатели общения.

Еще я читала лекции на Кубе семейным врачам. Ездила с Н.М. Аксариной от Комитета советских женщин. В детский сад экскурсию проводила жена Рауля Кастро. В нем была только одна группа. Игрушек нет, на первом этаже — столы, на втором — кроватки. Спрашиваем, а где дети? «Гуляют на балконе». Балкон закрытый, видно только небо. Дети разновозрастные, ходили как старички туда-сюда. Они бросились к нам, стали щипать мое платье. Пришлось во время экскурсии с ними поиграть. Нас на Кубе очень хорошо принимали, с благодарностью. Потом кубинцы приезжали в Москву.

Ксения Люциановна, Вы разработали показатели эпикризных сроков. Нас учили, что если ребенок первой группы здоровья, то и группа развития будет первой. А может быть, что группа здоровья вторая, а развития — первая?

Вы думаете правильно. Как сочетаются группы здоровья и группы развития? Больше всего сочетаются II группа здоровья и II группа развития, т.е. там, где диагностируется небольшая задержка развития. В I группе здоровья нет детей, имеющих III, IV, V группы развития. Об этом я всегда говорила врачам-педиатрам на курсах повышения квалификации, что должна быть комплексная оценка здоровья и развития. Может быть I группа здоровья и II группа развития. Так случается довольно часто.

Сначала в моих показателях было четыре группы развития. Потом появилась пятая. Работая в домах ребенка, я увидела, что часто пятая группа связана не с особенностями формирования мозга, а с особенностями воспитания.

В яслях-саду, бывших экспериментальной площадкой института, совместно с Ольгой Геннадьевной Ширвановой я внедряла рабочую тетрадь для воспитателя группы раннего возраста, т.е. дневник наблюдения.

Но в Ваших книгах есть показатели и для детей до поступления в школу.

Мне пришлось организовать работу психолога в детской поликлинике. Я сама принимала один раз в неделю. За время практики приняла 5 тысяч детей. Наладила работу комнаты здорового ребенка. Разработала параметры готовности детей к школе, периоды перехода в новые условия жизни (адаптации).

Насколько сегодня актуальны группы в детских садах для детей от 2 месяцев до 3 лет?

Ясли должны быть. Много женщин, которым необходимо отдавать детей в дошкольное учреждение, потому что они не могут по разным причинам сидеть дома. Но кто это будет делать? К сожалению, мы потеряли специалистов. Директора школ этого сделать не могут, они не понимают. Но В.В. Путин сказал, что ясли будут.

Я за семью, но, в то же время, те кто нуждаются в яслях, должны иметь возможность водить в них детей.

Только для присмотра?

Нет. Ведь для работы с детьми все создано. Дети очень быстро меняются в яслях если с ними заниматься. Например, при общении со взрослым у ребенка уже в 3 месяца проявляется инициативность. Ребенок прочитывает мотивацию взрослого: он нужен, ему рады.

Очень важно развивать детей и в раннем возрасте, и позже. Я ходила в детский сад со своей аспиранткой и ужасно расстроилась. Наблюдала за игрой детей, они показали мне свои планшеты. Но они не знают Пушкина, не называют художников. Спрашиваешь, кто такой Пушкин? Дети вспоминают героя какого-то иностранного мультфильма. Проверяли память — она не очень хорошая. Задания по методикам «10 слов», «Четвертый лишний» выполняют с большим трудом.

Как проводите свободное время? Есть ли любимое занятие кроме науки?

Я очень люблю оперу. Сейчас по телевидению редко ее показывают. Я от этого страдаю. Раньше и по радио много передавали, и ходила в театры на оперные спектакли.

Я много училась, постоянно проходила курсы, повышала свою квалификацию: арт-терапия, игротерапия, символ-драма. Все это использовала в работе с детьми и получала положительные результаты, хорошую динамику.

Вы до сих пор работаете с детскими врачами. Часто врачи не знают педагогики и психологии. Надо им знать эти науки?

Конечно! Раньше в поликлинике были детские психологи, а сейчас и логопедов там нет. Я рассказываю врачам, как нужно работать с детьми раннего возраста, про адаптацию, показатели нервно-психического развития, эпикризные сроки и о многом другом. Врачи озабочены тем, что на прием одного ребенка отведено 10 минут и невозможно все успеть. Просят научить, как организовать работу.

Я всегда советую повесить наглядную информацию около кабинета и в холлах не только про грипп, про который все есть в Интернете. Надо повесить информационные стенды про режим, показатели развития, литературу, которой можно пользоваться родителям. Сколько книг выпустило издательство «ТЦ Сфера»! (С нескрываемым удовольствием показывает свои книги.)

В издательстве «ТЦ Сфера» вышел мой «Рабочий журнал воспитателя группы раннего возраста», книги «Развиваем детей раннего возраста», «Диагностика развития детей раннего возраста». Я благодарю главного редактора и генерального директора издательства Т.В. Цветкову и коллектив редакции за внимание ко мне.

Что Вы пожелаете нашим читателям?

Не забывать о яслях!

Беседовала Е.В. Боякова